Книга недели - Дети гламурного рая

В книгу Эдуарда Лимонова "Дети гламурного рая" вошли статьи, которые публиковались на страницах журналов GQ, Rolling Stone, Architectural Digest, а также те, которые были специально написаны для этой книги. Все они объединены общей темой - размышлениями писателя о том, что мы обычно называем стилем жизни. Эдуард Лимонов уверен, что каждый человек волен выбрать себе ту жизнь, которая ему интересна, тех героев, которым хочет подражать, и тех женщин, которыми может восхищаться. Он рассказывает в книге о своем Нью-Йорке и своем Париже, о случаях, которые происходили в его жизни, о любимых фильмах и музыкантах. Книга состоит из шести разделов: О любви, О возрасте, О стиле, О путешествиях и приключениях, О Париже, О моде. Книга проиллюстрирована фотографиями из архива писателя.
Марк Иофффе, филолог, этнолог и куратор архива при библиотеке Университета Джорджа Вашингтона, так вспоминает Лимонова (ред.автора):
"Лимонов был явлением освобождающим в русской культуре того времени не только по тому, что он внес в нее новую сексуальную эестетику и моральное раслабление с ней связанное, но и потому, что он создал образ (на своем примере и подобии) нового современного русского писателя, образ в те темные времена еще почти не виданный...
Кроме того, когда пришла известность, он ей искрене наслаждался, он был тем модерным писателем, каким является почти каждый маломальски успешный западный писатель который занимается само-промоутерством, само-популяризацией, само-рекламой. Поэтому Лимонов был столь неприятен даже глубокому и мудрому Сереже Петрунису.
Невероятно цинично звучали в те времена слова приписываемые Лимонову: «мне все равно, что обо мне говорят -- плохо или хорошо, лишь бы говорили»! Русские писатели так не говорили в те времена. Эта была полная анафема. За это надо было убивать, и по этому создался «Коммитет по уничтожению Лимонова».
А Лимонов тем временем наслаждался скандалом: читал лекции по университетам, ездил на конфренции, перетрахал армию американских слависток, и продолжал писать все лучше и лучше.
Когда он приходил к нам в Руссику, это был как визит рок-звезды: Дэвид Даскал, забегал в мой угол и с горящими глазами оповещал: Лимонов пришел! Я скромненько выдвигался в центральный зал магазина, где в окружении хозяев и Сумеркина стоял и шутил знаменитый автор. Он был таким же как в известной фотографии на обложке «Эдички»: вихрастый ладный молодой мужчина в больших очках, и одетый, так как можно было ожидать от Лимонова судя по его рассказам о самом себе. Фасон его одежды лишь маргинально относился к моде того времени. Обычно он был в узких обтягивающих черных джинсах, из под которых торчали острые носы ковбойских сапогов. На нем был яркий, тонкой материи пиджак без подкладки, на одной пуговице и с узкими лацканами, как это было модно в те годы. Лацканы могли быть подняты. Под пиджаком была либо черная футболка либо цветная рубашка с тонким, по тогдашней моде, галсуком. Рукова пиджака были засучены, опять-таки по тогдашней моде.
Красивым Лимонова назвать было нельзя, лицо его было слишком бабьим, но он был очень живой, было видно, как интересно ему жить, интересны люди и сам он себе был очень явно интересен. И этот интерес к себе и к своим реакциям на окружающую жизнь зажигали и привлекали. Он далеко не был скромен, но не был и высокомерен. Он был явно талантлив, и талант этот проявлялся в банальнейшей повседневности, как это было в жизни, насколько я помню, с Высоцким, а теперь с рок звездой из Гоголь Борделло Евгением Хютцем.
Что меня всегда сильно привлекало в Лимонове это то, что он очень великалепно матерился. Его матерная речь была его нормальной речью, очень естественной и плавной.
Впрочем в Руссике мы все матерились очень красиво. Мы собственно иначе и не разговаривали друг с другом. Собственно вся русская богема в Нью Йорке сделала мат частью своей повседневной речи. Мы и по сей день иначе не говорим между собой.
Но в литературу первым это конечно внес Лимонов и научил с легкостью и простотой пользоваться матом, выражая aбсолютно все мысли, в то числе самые нежные и трогательные.
И в тоже время у Лимонова было одно неожиданное качество, которое почти противоречило всему его облику, образу и эстетике: у него напрочь отсутствовало чувство юмора. Он был наудивление неостраумен. То есть он шутил и смеялся чужим шуткам, и метко материл общих знакомых, но в целом его отношение к бытию было не ироническим, юмористическим, а черезвычайно драматическим и даже трагическим. Особенно в отношении к самому себе.
Видимо Лимонов знал это про себя и поэтому его тянуло к таким великалепным остроумникам, как покойный Сергей Курехин или Сергей Жариков. В том, что в дискурсе Нацболов много шикарного остроумия это видимо не заслуга Лимонова. Хотя конечно он дал и поддержку и платформу чужому остроумию."  Читать блог Марка Иоффе.